Зубрицкий Денис (Дионисий) Иванович.

Зубрицкий Денис (Дионисий) Иванович (Денис Венява из Зубрицы) (1777, с.Бамятычи Жолковского округа - 1862, Львов) -

историк, археолог, археограф;

член-корреспондент Императорской Академии наук (1856)

Денис Иванович Зубрицкий происходил из старинного дворянского рода герба Венявы, родился 1 июля 1777 г. в селе Бамятычах (Жолковского округа), где отец его был арендатором. Получив первоначальное образование в доме родителей, определен был затем в Львовскую гимназию, в которой в 1795 г. с успехом окончил курс учения, и в том же году поступил на службу в Бржозовский магистрат (в Саноцком округе), где выслужился на степень городского синдика. В 1809 г. он был избран секретарем временного военного правительства под эгидой Наполеона и в то же время состоял (1809—1812 гг.) русским переводчиком при местном суде. Потом он занимал должность юстициария в Перемышльском и в других округах, причем часто бывал назначаем судом в число лиц доверенных и занимающихся разбором разных споров и тяжб между обывателями. Своей прямотою, честностью и исполнительностью он снискал общее расположение своего начальства, сослуживцев и местных жителей и в начале 1820-х гг. назначен был от правительства опекуном над малолетними детьми графа Пининского.

Вскоре бескорыстное его управление обширными имениями сирот, сохранение их интересов и приращение опекаемого имущества побудили Пининских предоставить ему в пожизненное пользование одну из их деревень, в которой и поселился со своим семейством. Со свойственной ему неутомимой энергией занялся он здесь изучением сельского хозяйства, теоретически и практически, а когда болезнь жены побудила его переселиться во Львов, он взял в аренду у Львовского магистрата небольшую усадьбу в окрестностях города, Сыгнювку, и здесь продолжал применять выработанные им приемы рационального хозяйства. Плодом этих занятий тогда же явился в польской периодической печати целый ряд его статей по вопросам сельского хозяйства и политической экономии ("О ziemianach" в "Rozmait. Lwowskich" 1819 г., стр. 280; "Maxymy z Aureliusza", там же, 1820 г., стр. 544; "O cenie zboża w Galicyi i billu zbożowym w Anglii", там же, 1821 г., стр. 385—387, 389—391 и др.). В отдельно изданных трудах своих по тем же вопросам, задолго до появления первых польских политико-экономов и агрономов и прежде основания крупнейших земледельческих обществ (в Кракове, Варшаве и Львове), знакомил уже польское общество с наиболее выдающимися сельскохозяйственными руководствами. Важнейшими трудами его в этой области являются: польский перевод "Агрономии" Бургера, выдержавший два издания (первое под заглавием "Jana Burgera, Agronomia", Перемышль, 1821 г. и второе — "Nauka ekonomii przez I. Burgera", Львов, 1822 г.) и три книги по разным отраслям сельского хозяйства: 1) "О uprawie koniczyny, rada dla pospolitego rolnika" (Перемышль, 1821 г.), 2) "Nauka robienia i ustanowienia tak zwanych Tholardowskich konduktoròw słomianych od piorunów i gradu" (Львов, 1825 г.) и 3) "О uprawie lnu, rzecz dla Galicyjskich gospodarzy" (Львов, 1829 г.).

В конце 1820-х годов смерть жены и взрослого сына Альбина, на которого родители возлагали большие надежды, круто изменила образ жизни и род занятий: из агронома и сельского хозяина она сделала его археологом и историком родного ему края — Червонной Руси. С общественной деятельностью он, правда, не порвал сразу и до 1844 г. еще не раз выбираем был депутатом от общин, судебным следователем, комиссаром сберегательной кассы и опекуном сирот, но главное его внимание посвящено было теперь историческим изысканиям. Новые занятия требовали большей научной подготовки, чем та, какую имел., но это не остановило усердного труженика, и впоследствии он до глубокой старости путем самообразования продолжал пополнять пробелы в своих исторических знаниях. Что же касается памятников родной старины и разбора древних актов, то в этой области был уже некоторый опыт. Еще гимназистом 4-го класса заинтересовался он чтением старинных актов и грамот и, имея доступ в архив Бернардинского монастыря, в свободные от учебных занятий часы занимался здесь регистрацией городских и земских документов. Позже, в счастливейшие годы своей семейной жизни, он занялся собиранием народных песен и первый в печати обратил внимание на их красоту, поместив (в 1821—1822 гг.) во Львовском "Пилигриме" несколько образчиков народной лирики с нотами: "Не ходи Грицю", "И шумить", "Казак коня наповав", "Шумить, шумить дубровонька", "А вжи три дни и три недели" и др. Уже в этих первых изысканиях З. сказывался в нем галичанин-патриот, которому впоследствии выпало на долю так много потрудиться на поприще отечественной истории.

В 1829 г. вступил в члены Львовского Ставропигиального института и, начиная с 1830 г., принял на себя управление ставропигиальной типографией, значительно развившей свою деятельность в его управление: в это именно время напечатаны были ее лучшие издания: Евангелие 1832 г., Часослов 1837 г., Священнический молитвослов 1837 г., Трефологион 1841 г. и Литургия Иоанна Златоустого 1842 г. Тогда же приступил и к рассмотрению и приведению в порядок богатого архива Ставропигии, который единственно ему обязан своим спасением от забвения и потери множества важных и интересных документов. Здесь во львовских архивных сокровищах пытливый ум его нашел себе желанную пищу; здесь он ближе узнал упавшую и затоптанную народность своего родного края, борющегося веками со всеми превратностями судьбы, "нашел, по словам его биографа, еще живой корень, хотя и закрытый грудой наносной пыли веков, к которому надеялся привить свежую ветвь, пробуждая в своих земляках любовь к родине".

Первое его сочинение, имеющее непосредственную связь с отечественной историей, было однако написано им по-немецки и помещено в венском издании "Neuester Archiv für Geschichte, Staatenkunde, Literatur und Kunst" за 1830 г. (№ 77); это его исторический очерк Львовской Ставропигии и Ставропигиального института, озаглавленный: "Die Grichisch-Katholische Stavropigial-kirche in Lemberg und das mit ihr vereinigte Institut". Несмотря на сжатость изложения, статья эта обнимает собою все, что только известно о Львовском братстве; польский перевод ее помещен был автором в "Razmaitościach Lwowskich" за 1831 г. В ближайшие последующие за тем годы З. усердно занимался собиранием материалов по истории книгопечатания в Галиции, и в 1836 г. напечатал "Historyczne badania o drukarniach rusko-slawiańskich w Galicyi" (Львов, 1836 г.). Труд этот, в значительной степени пополняющий библиографические сочинения Самуила Бандке, Лелевеля, Сопикова и Строева, в русском переводе появился и на страницах "Журнала Мин. Нар. Просвещения" за 1838 г., под заглавием: "Исторические исследования о русско-славянских книгопечатнях в Галиции". Это сочинение свое З. посвятил историку русской иерархии Михаилу Гарусевичу барону Нейштерну, некролог которого в том же 1836 г. поместил в "Wiener Zeitung" (по-немецки) и в "Rozmaitościach Lwowskich" (по-польски). Продолжая трудиться в области исторических исследований, Д.И. Зубрицкий тогда же приготовил к печати очерк по истории Галиции, озаглавив его: "Rys do historyi narodu ruskiego w Galicyi i hierarchii cerkownej w tymże królewstwie". В этом сочинении он рассматривает судьбы Червонной Руси в 5 периодах: 1) от введения христианства до завоевания ее Казимиром в 1340 г., 2) от начала польского владычества до 1596 г., 3) от введения унии до ее утверждения, т. е. до 1707 г., 4) до присоединения к Австрии в 1772 г. и 5) до возобновления Галицкой митрополии. Вероятно, вследствие цензурных затруднений, о которых упоминает в своей переписке с учеными сам Д.И. Зубрицкий, в печати появился однако только первый выпуск этого труда (Львов, 1837 г.), впоследствии (в 1845 г.) переведенного на русский яз. в Москве профессором Бодянским. Возможно, что по тем же соображениям вовсе не была напечатана написанная Д.И. Зубрицким в том же 1837 г. история Ставропигиального братства. Австрийское правительство, зорко следившее за всяким проявлением славянской народности в Галиции, ставило непреодолимые затруднения всякому предприятию в этом направлении, и хотя чисто научные изыскания Д.И. Зубрицкого, казалось бы, не могли навлекать на себя подозрения, тем не менее и ему работать при этих условиях было трудно: скрытое недоброжелательство или открытый отказ встречал он там, где думал найти поддержку и поощрение. Между тем имя Д.И. Зубрицкого уже стало известно в ученом мире; ученые, проезжая через Львов, посещали его или вели с ним переписку по разным историческим вопросам. Д.И. Зубрицкий очень охотно делился с ними своими сведениями и материалами, несмотря на то, что некоторые из этих "перелетных птиц", как называл заезжих иностранцев Д.И. Зубрицкий, поступали с приобретенными у него документами и рукописями недобросовестно. Бывали случаи и крайней неблагодарности со стороны лиц, пользовавшихся услугами Д.И. Зубрицкого. Так, Эдуард Рачинский (в Познани), которому он сообщил большое количество актов и грамот, касавшихся рода Собесских и Яблоновских, даже письмом не известил собирателя о получении их. Не напечатал материалов, присланных ему для научной работы, и Мацеевский (в Варшаве). Последний, впрочем, оказал важную услугу З., когда тот, окончательно убедившись, по его словам, что "тяжко быти пророку в отечествии своем", решил отправить в Россию собранные им ценные коллекции древних актов, чтобы таким образом спасти их от забвения или полного уничтожения. Еще с 1839 г. Д.И. Зубрицкий находился в переписке с Обществом истории и древностей российских в Москве, куда отсылал некоторые из своих работ, теперь он вступил в сношения с Киевской временной комиссией для разбора древних актов и с Археографической Комиссией при министерстве народного просвещения в Петрограде. В качестве члена-корреспондента означенной Комиссии Мацеевский осенью 1842 г. препроводил в ее хранилище пять копий с грамот XIV и XV столетия, присланных ему Д.И. Зубрицким при собственноручном письме последнего. Скромный археолог-самоучка, чуждый всяких честолюбивых и корыстолюбивых стремлений, выражал полную готовность и впредь сообщать Комиссии результаты своих изысканий, если найдут их полезными, и хлопотал только об одном, чтоб получать в обмен печатные издания Комиссии. Просьба его была удовлетворена. Найдя сообщенные Зубрицким акты и примечания к ним очень любопытными, Комиссия постановила избрать львовского ученого своим членом-корреспондентом, послать ему издания Комиссии и просить о дальнейшей присылке копий и документов". Ободренный таким вниманием со стороны русских ученых, Зубрицкий с новой энергией принялся за дело, ставшее уже делом его жизни; с неутомимым усердием разыскивал он повсюду ценные памятники старины: в архивах Ставропигиального института, униатского капитула, Доминиканского монастыря, Перемышльской консистории, в фамильных библиотеках графов Дедушицких и Тарновских и, наконец, в старинном архиве Львовского магистрата, для рассмотрения которого приглашен был в 1843 г. Собранные им коллекции актов он систематически высылал в Археографическую Комиссию. Таким образом в промежуток с 1842 г. по 1851 г. им доставлено было 270 актов, частью в подлинниках, частью в копиях, причем последние всегда снимались им самим, очень тщательно, не только с соблюдением старинного правописания, но нередко и с передачей начертания букв, современного подлиннику. Среди присланных им документов были и очень древние, XIV и даже XIII века, и позднейшие, до XVIII столетия включительно. По содержанию своему они, почти все, имеют непосредственное отношение к истории юго-западной Руси в различные эпохи: это договоры, грамоты и привилегии литовских князей и польско-литовских королей, разного рода юридические памятники, акты, относящиеся к церковной унии и к борьбе казачества при Богдане Хмельницком, и частные письма, представляющие исторический интерес. Документы, писанные на западнорусском языке, рассматривались в Археографической Комиссии членом ее протоиереем Иоанном Григоровичем, который, в качестве главного редактора "Актов Западной Руси", большинство их и помесил в этом издании. Документы на иностранных языках (польском и латинском) напечатаны были в "Дополнениях к Актам З. P.", а присланные Зубрицким в 1844 г. интересные хронографические записи, составленные львовским православным священником XVII в., постановлено было включить в "Полное Собрание Русских Летописей". Неизданная часть коллекции Зубрицкого и ныне хранится в архиве Императорской Археографической Комиссии. Там же находится и присланный им в 1850 г. "Codex diplomaticus Galiciensis" (с древнейших времен до 1506 г.), представляющий два объемистых тома (почти по 100 листов каждый), мелкого письма и две дополнительные к ним тетради. В письме, сопровождавшем присылку этой работы, З. говорит, что занялся собиранием галицийских актов еще в 1847 г. и, находя, что они имеют главным образом местный интерес, обратился к австрийскому правительству с просьбой о субсидии для печатания своего большого труда. В начале 1848 г. работа была им представлена в венскую цензурную комиссию, и земские чины постановили ее напечатать, но последовавшая затем революция и уничтожение земского представительства затормозили дело печатания на неопределенное время; на запрос же Зубрицкого относительно дальнейшей судьбы его "Codex'а" власти, опасавшиеся распубликования славянских актов, отвечали, что "собрание это чрезвычайно важно, но составлено без всякого основания (sic!) и что оно не может быть привлекательным для большого круга читателей". Зубрицкому были возвращены его рукописи, которые он и отослал в Петроград в скромной надежде, что там, "может быть, кто-либо и когда-либо воспользуется ими".

Являясь деятельным корреспондентом Археографической Комиссии, Д.И. Зубрицкий не забывал и других однородных учреждений; поддерживал связи с редакциями русских журналов и переписывался с учеными, интересовавшимися судьбами юго-западной Руси: он посылал им свои печатные труды и рукописи, а также и документы, относившиеся к области их исследования. Так в 1841 г. он поместил в "Москвитянине" (ч. ІII) статью "Учебные и литературные заведения в Львове" и статью (т.т. XI и XII) "Великая Хорватия, или Галицко-Карпатская Русь", заключающую в себе ценные сведения по географии, этнографии и истории этого края; тогда же сообщил он несколько грамот Максимовичу для напечатания в "Киевлянине", и ему же послал затерявшуюся в дороге статью о Галицкой Руси, а в 1849 г. напечатал в "Журнале Мин. Нар. Просвещения" свою "Летопись Ставропигии". В "Памятниках" Киевской комиссии для разбора древних актов (т. 3) им помещен был ряд документов Львовского братства, относящихся к унии. Наконец, несколько работ Зубрицкого напечатано было и в "Чтениях Московского Общества истории и древностей российских". Участие в этом издании он принял благодаря сближению о профессором Погодиным, с которым уже несколько лет вел переписку, прежде чем лично познакомился с ним в 1842 г., когда Погодин, проездом в Мариенбад, остановился во Львове. Узнав что Зубрицкий в городе, недомогавший Погодин послал за ним; старец явился немедленно, очень рад был встрече и тогда же сообщил заезжему гостю свои исследования, подарил ему ценную купчую 1421 г. и несколько интересных автографов: Богдана Хмельницкого, Палея, Петра Могилы и др. и передал для помещения в сборнике Московского Общества истории и древностей снимок с одного из древнейших галицко-русских памятников, грамоты 1351 г., подлинник которой хранился во Львовском городском архиве. Несколько позже Погодин получил от Зубрицкого прекрасный экземпляр Стрятинского требника, изданного Гедеоном Балабаном, а в 1843 г. львовский ученый прислал своему московскому другу польскую рукопись своего исторического очерка Галицкой Руси, доведенного до 1492 г.; труд этот, начатый печатанием еще в Галиции, приостановлен был там цензурой, в Москве же профессор Бодянский перевел его на русский язык, снабдил предисловием и под заглавием "Критическо-историческая повесть временных лет Червонной или Галицкой Руси до конца XV столетия" в 1845 г. поместил в издании Москов. Об. ист. и древ. российских. Как против заглавия, данного переводу, так и против предисловия восстал профессор Погодин: в первом он усматривал произвол переводчика, во втором — политическую тенденцию, могущую возбудить, по наущению поляков, гонение против сочинителя со стороны австрийского правительства. Завязался горячий спор: Бодянский настаивал на том, что в предисловии он высказал только основную мысль сочинения, написанного в "русском духе"; Погодин требовал изъятия статьи из журнала. Председатель Общества, граф Строганов, на разрешение которого поступил этот спор, отказал Погодину в его ходатайстве на том основании, что рукопись "повести" поступила в собственность Общества, которое и могло поэтому распорядиться ею по своему усмотрению. Погодин однако продолжал волноваться до тех пор, пока не получил успокоительного письма от самого Зубрицкого, которому он сообщил свои опасения. Возможно, что именно этот спор побудил Зубрицкого в следующем 1846 г. послать продолжение своего исследования о Галицкой Руси (доведенного до 1596 г.) не в Москву, а в Петроград, в Археографическую Комиссию. Последняя, считая разыскания Зубрицкого весьма важными для науки и полагая, что русский перевод Бодянского не вполне согласуется с подлинником, в заседании 29 октября 1846 г. постановила: "историко-критические исследования г. Зубрицкого о Южной Руси, изданные Обществом истории и древностей российских, перевести вновь и напечатать вместе с присланным в Комиссию продолжением, и для того просить Зубрицкого о присылке начала его разысканий о Южной Руси, напечатанных в Москве, с новыми дополнениями и примечаниями, если он признает их нужными". З. немедленно откликнулся на это предложение и уже в марте 1847 г. отправил в Комиссию печатное введение к исследованию о Галицкой Руси, на польском языке, и свои замечания на русский перевод проф. Бодянского. Но теперь Комиссия уже не нашла возможным поместить в своих изданиях эти статьи и в заседании 17 марта 1848 г. определила препроводить их в Московское Общество истории и древностей российских. В июне того же года гр. Строганов уведомил Комиссию о получении статей З. и состоявшемся постановлении перевести их на русский язык и напечатать в "Чтениях" Общества. В тех же "Чтениях" за 1847—1848 гг. напечатаны две статьи Зубрицкого: "Приглашение к суду по уголовному делу около половины XVII в. во Владимирской Руси" (кн. 2) и "Начало унии" (кн. 7).

Из трудов Зубрицкого, напечатанных за границей до 1848 г., кроме указанных уже выше, известны еще следующие: "Kronika miasta Lwowa" (Львов, 1844 г.); "О браках по русским законам" (в журнале Оссолинской библиотеки за 1844 г.) и две статьи в лейпцигском журнале Иордана "Iahrbücher für slawische Literatur, Kunst und Wissenschaft": 1) "О еврейском народонаселении в Польше" (1845 г.) и 2) "Об изменении народности" (1847 г.). Обе эти статьи написаны были по-немецки, но вторая из них впоследствии переведена была самим автором на русский и польский языки.

1848 год имел громадное значение в жизни тогда уже старика Зубрицкого; он разорил его в материальном отношении, но окрылил его дух новой, прекрасной надеждой увидеть зарю лучшего будущего в своем отечестве. Не умевший никогда увлекаться чем-нибудь иначе, как всей душою, Зубрицкий всегда горячо любил свою многострадальную родину и старался провести в сознание своих земляков мысль о том, что они составляют только частицу единого великого русского народа. Он глубоко скорбел о том, что во Львове не было ни одного русского журнала, ни одной русской газеты, и искренно радовался, замечая, что тем не менее русский язык делает некоторые успехи в Галиции. "Мы надеемся, писал он по этому поводу Погодину, — что когда-то и на нашей улице будет праздник — ибо, невзирая на препятствия от своих невежд и от чуждых, число молодых любителей русского слова и русской словесности, хотя и мало-помалу, но все-таки умножается". Сам З. до 40-х годов, имея в виду своих читателей, писал исключительно по-польски и по-немецки, хотя сам с детства изучил русский язык и, как видно из собственноручных писем его, хранящихся в архиве Имп. Археографической Комиссии, свободно владел им. Занимая должность переводчика во львовском апелляционном суде, он также имел постоянную практику в русском языке; но только сближение с русской ученой средой и особенно дружба с Погодиным натолкнули его на мысль писать по-русски и свои научные работы. Погодин дал ему возможность ближе ознакомиться и с новейшей русской исторической и юридической литературой. Особенно признателен был ему Зубрицкий за присылку Свода законов, который он тщетно пытался получить во Львове; теперь он зачитывался русскими законами с жаром, "с каким молодой человек читает роман. Сердце радуется и голова кружится!" — пишет он Погодину, в восхищении от его подарка. И русское законодательство, и все русское чрезвычайно нравилось Зубрицкому. Он не только сознавал, но и чувствовал себя русским, и вот почему, когда в 1816 г. за услуги, оказанные Археографической Комиссии, ему Высочайше пожалована была большая золотая медаль, "установленная для иностранцев", он был этим и обрадован и огорчен в то же время. В благодарственном письме на имя министра народного просвещения он по этому поводу с горечью восклицает. "Я русский, на искони Русской земле, посреди русского народа щедро пожалован русским государем даром, для иностранцев установленным!.... Я... я чужд в глазах обожаемого мною русского царя!" В волнениях и движениях 1848 г. Зубрицкий хотя и не принимал прямого участия, но влияние его было в них несомненно. Сочинения его давно уже будили народное самосознание в коренном населении Галиции; теперь он поощрял русинов к составлению так называемой головной русинской рады, т. е. комитета, задачей которого было отстаивать русинскую народность как у себя, так и за границей, и который служил посредником между народом и правительством в делах, касавшихся конституционных прав русинов галицких и угорских. З. оказывал свое содействие и русинам-писателям, помогая им советами, книгами и необходимыми историческими материалами: профессор Головацкий, Малиновский, Петрушевич, Гушалевич и др. многим были обязаны ему. Наконец, в самый разгар борьбы сам Зубрицкий обнародовал политическую брошюру на немецком языке: "Die ruthenische Frage in Galizien von einem Russinen" (Львов, 1848 г.); а когда несколько позже поднят был жизненный вопрос о разделении Галиции по двум народностям — на польскую и русинскую, он выступил с новым сочинением, имевшим целью разъяснить этот важный вопрос при помощи историко-этнографических данных и на основании тех многолетних наблюдений, которые сделаны были им еще во время службы в Саноцком округе, где обе народности: русская и польская всегда приходили в соприкосновение. Сочинение это "Granice między polskim i ruskim narodem w Galicyi" (Львов, 1848 г.; там же немецкий перевод) в шести экземплярах Зубрицкий прислал и в Археографическую Комиссию при письме, в котором так объяснял происхождение этой своей "безделушки", написанной по просьбе друзей: "предлогом послужил мой спор с г. Мацеевским. Да, защищает всяк пределы святой Руси — пером или оружием, сколько ему возможно". (Русский перевод: "Границы между русскою и польскою нациями в Галиции" появился уже после смерти автора в "Вестнике Юго-Зап. и Зап. России" за 1863 г., т. II, кн. 5). Движимый тем же благородным стремлением послужить благу своего отечества, Д.И. Зубрицкий тогда же принял на себя издание "Зори Галицкой", но мартовские события 1848 г. заставили его отказаться от этого предприятия, и он ограничился тем, что поместил в "Пчеле" Гушалевича несколько русских статей ("Отечественная история", "Житие преподобного Нестора", "Ведомость о народе червоногорском", "Был ли феодализм на Руси?" и др.), частью написанных им самим, частью составленных редактором по его материалами и указаниям. Ближайшей целью Зубрицкого и в этом случае было приохотить к чтению своих соотечественников и пробудить в них интерес к родному прошлому. Обстоятельства теперь благоприятствовали галицким патриотам: в борьбе с восставшими поляками австрийское правительство хотело опереться на русинов и стало покровительствовать им, насколько, конечно, такое покровительство согласовалось с интересами империи. Вот почему мысль Зубрицкого написать по-русски историю Галицкой Руси теперь не только не встретила препятствия со стороны австрийских властей, но губернатор Галиции гр. Стадион даже одобрил ее. С юношескою бодростью принялся 73-летний старец за работу, на которую возлагал большие надежды: ею думал он, по собственным словам, "показать галичанам одноплеменность всех руссов, познакомить кое-как (хоть немного) с древней историей и склонить их в настоящее время, когда они, проснувшись от многовекового сна, по невежестве лучшего, стали писать на смешанном простонародном польско-русском наречии, к употреблению литературного чисто русского языка". Кроме всех этих требований, будущая "история" должна была удовлетворить и еще одному, очень важному, по мнению автора, требованию: она должна была быть дешевой, доступной для "бедного и ленивого галичанина", которому "не по вкусу акты и летописи". Запас сведений, собранных за 50 лет, обширная начитанность в исторических памятниках и богатый материал источников из разных архивов облегчили маститому старцу его работу; в материальном отношении на помощь ему пришел Ставропигиальный институт, на средства которого печатался труд Зубрицкого, и уже в 1852 г. вышли два первые тома его "Истории древнего Галицко-Русского княжества", с приложением "Родословной картины (таблицы) русских князей и царей Рюрикова поколения". (Таблица эта, посвященная памяти 1000-летия Руси, в 1851 г. была прислана Зубрицким в дар Импер. Археограф. Комиссии). Два первые тома истории, посвященные собственно введению к специальной истории Галиции, были напечатаны в числе 1000 экземпляров, в той надежде автора, что они разойдутся в Галиции и еще более вне ее пределов. Но в Галиции и в Угорской Руси нашлось не более 400 подписчиков, в России же — ни одного. Этот неуспех поколебал намерение Зубрицкого продолжать начатое издание в Львове. К тому же Ставропигиальный институт, понесший большие убытки от издания, стеснял его теперь своими требованиями, и озабоченный историк решил обратиться через Погодина в Московское Общество ист. и др. рос. о предложением вновь напечатать оба тома его "истории" с прибавлением еще третьего (доведенного до 1337 г.), прося в вознаграждение только небольшое количество экземпляров для галицких читателей. Но проходили месяцы, а ответа на предложение его не получалось никакого. Наконец, войдя в новые условия со ставропигиальной типографией, З. попросил у Погодина вернуть ему рукопись третьего тома его "истории" и приступил к печатанию его. Дело уже значительно подвинулось вперед, когда получилось известие из Москвы, что Общество приняло сделанное ему предложение и предоставляет автору 600 даровых экземпляров, но было уже поздно: Д.И. Зубрицкий связан был условием со львовской типографией. Впрочем он еще надеялся, что при посредстве Московского Общества ему удастся продать оставшиеся экземпляры первых двух томов, чтобы покрыть издержки Ставропигии. Между тем положение вещей в самой Галиции резко изменилось: покончив с революцией, австрийское правительство стало более зорко, чем прежде, следить за всем, что возбуждало народный дух в разнородных областях государства, и запретило, между прочим, собирание подписчиков на третий том "Истории древнего Галицко-Русского княжества" не только в Галиции, но и в Венгрии. Это было в самый разгар Восточной войны, когда патриоты, подобные Зубрицкому, горячо сочувствовали России. На пренумерантов, подписавшихся на первые тома его "истории", в Австрии стали смотреть, как на противников правительства, вследствие чего многие отказались от дальнейшей подписки, боясь, чтобы имена их не были обнародованы. Едва 200 человек приобрело 3-ий том, да и те настоятельно просили, чтобы имена их остались в тайне. Предприятие не удалось; в России книга тоже не шла, и только министр народного просвещения Норов приказал выписать 50 экземпляров "истории" Зубрицкого для библиотек учебных заведений. В продаже книги этой не было совсем; в подвалах львовского Ставропигиального института лежал труд Зубрицкого, самый дорогой его сердцу, который он мечтал видеть настольной книгой каждого галичанина. Огорченный неудачей престарелый историк тем не менее решил закончить свой труд и продолжить исследование истории Галицко-Владимирской Руси до 1382 г., т. е. до смерти Людовика Польского и Венгерского; а так как для этой эпохи у него не было русских источников, то он и остановился на критическом издании двух латинских летописей: Анонима Гнезненского и Иоанна Длугоша, и извлек из них все, относящееся к намеченной им эпохе. Эта работа и заменила собою 4-ый том "Истории Галицко-Русского княжества" (Львов, 1855 г.); наученный печальным опытом, Зубрицкий выпустил ее только в числе 200 экземпляров, которые давно уже представляют библиографическую редкость. Эта книга посвящена была памяти имп. Николая I.

В 1862 г. в "Чтениях" Общества ист. и древ. российских (кн. 3) появился последний труд Зубрицкого: "Галицкая Русь в XVI столетии", переведенный с польского А. Майковым.

Тяжелое разочарование, пережитое в глубокой старости, и предшествовавшая этому разочарованию почти уже непосильная работа подкосили между тем здоровье крепкого старика. К огорчениям моральным и физическим недомоганиям присоединилась еще и острая нужда. Средства истощились, доходы были скудны, и для поддержания себя и своих дочерей Зубрицкий вынужден был обратиться за помощью к своим друзьям. "Я сберег себе из моего состояния на старость лишь столько — писал он одному из них, — сколько бы хватило до моей смерти. Но я обманулся в своих расчетах со смертью и пережил срок, назначенный мною. Средства истощились, а смерть не хочет меня взять". Бескорыстие и скромность Зубрицкого всегда были поразительны; никогда не просил он материального вознаграждения за свой труд: сознание исполненного долга было его единственной наградой, и в этом отношении он остался верен себе до последнего дня. Наука и родина были его единственными увлечениями, единственной целью его долгой жизни. Работая без устали, он никогда не гордился своими трудами и никогда не искал почестей для себя. Всегда приветливый и услужливый, он только в последние месяцы своей жизни, страдая бессонницей, стал как-то нетерпелив и раздражителен. 1-го января 1862 г. некоторые из друзей его заехали к нему; Д.И. Зубрицкий принял их радушно и просил опять зайти на днях, имея в виду, как он говорил, сообщить им нечто важное. Он пытался еще работать, но дух его слабел уже с каждым днем. Наступало полное истощение сил. 3-го января, после приема лекарства, больной успокоился и заснул, а 4-го января 1862 г., в 9 часов утра, врач застал его уже мертвым. Незаметно и тихо во время сна отлетела большая и красивая жизнь. Похороны Зубрицкого при громадном стечении народа состоялись на Лычаковском кладбище во Львове.

Кроме рукописей, после Зубрицкого не осталось никакого имущества. Часть своей обширной библиотеки он еще в 1829 г., после смерти сына, пожертвовал Ставропигиальному институту, другую — в 1832 г. подарил Львовскому университету; оставшиеся книги пришлось ему распродать в годы крайней нужды. (Часть книг и рукописей Зубрицкого приобретена была гр. Виктором Баворовским). Только собранные им коллекции древних актов и ученые труды его достались в наследство от него будущим поколениям. И если, как историк, Зубрицкий часто вызывал нарекания, особенно среди поляков, за свою тенденциозность; если исследования его в этой области с точки зрения научной критики не всегда были на должной высоте, а теперь уже и устарели (проф. Коялович, впрочем, высоко ценил его исторические труды), то как археолог, он бесспорно оказал громадную услугу науке вообще и в частности русской истории. Сотни ценных документов спас он от забвения и искажения, какому, по свидетельству Гормайера, бывшего почти четверть века начальником Венских архивов, подверглись почти все официальные акты в Чехии, Венгрии и других областях Австрии.

В России, впрочем, всегда ценили заслуги Зубрицкого, и ученые общества охотно принимали его в свою среду: с 1842 г., как мы видели, состоял он членом-корреспондентом Археографической Комиссии; в 1844 г. избран был в почетные члены киевской временной комиссии для разбора древних актов; в 1846 г. — почетным же членом Имп. Общества истории и древностей российских.

2 марта 1856 г. Д.И. Зубрицкий был избран почетным членом Императорской Академии Наук по Отделению русского языка и словесности.

Польский институт Оссолинских избрал его членом комитета, занимавшегося изданием словаря С. Линде. Краковское же ученое Общество только в 1861 г. удостоило Зубрицкого звания члена для собирания древних исторических памятников и надписей.

Из трудов Зубрицкого, оставшихся ненапечатанными, известны еще следующие: 1) О глаголических письменах и о старославянском языке (по-польски); 2) "Очерк истории Молдавии" (по-немецки) и 3) "Дневник", из 19 книг которого к 60-м годам сохранилось всего 2—3 книги.

"Д. И. Зубрицкий" (оттиск из "Северной Пчелы" 1862 г.). — Н. Барсуков, "Жизнь и труды М. П. Погодина", т. т. VІ—Х, XII, ХIII, XVI и XIX (по указателю). — Дела Им. Археогр. Комиссии (по описи). — Протоколы заседаний Археогр. Комиссии, вып. II, стр. 127—134, 168—171, 193, 201, 202, 212, 213, 245, 246, 262, 263, 276, 300—304, 319, 327, 341, 342, 371—374; вып. III, стр. 10, 11, 37, 50, 55, 67, 75, 81—84, 89, 90, 376. — Левицкий, "Галицко-русская библиография XIX ст.", 1888 г., т. І. — П. Бартенев, "Указатель статей, напеч. в Москвитянине" ("Временник" Мос. Об. ист. и др., 1855 г., кн. 21). — "Русский библиографический указатель" на 1855, 1862 и 1863 гг. — "Известия Им. Академии Наук" 1855 г., т. 4, в. 6. — "День" 1862 г., № 16. — "Вестник Юго-Западной и Западной России" 1862 г., т. I, №№ 1 и 3, от. IV, стр. 56— 61, 219—229. — "Русская Старина" 1898 г., т. 93, № 3, стр. 486—490. — "Москвитянин" 1854 г., т. І, от. VII, стр. 105. — "Encyklopedyja Powszechna", Варшава, 1868 г., т. 28, стр. 776—778. — Estreicher, "Bibliografia Polska", XIX в., т. V, стр. 311—312.

Г. А.

Источник: http://mirslovarei.com/content_bigbioenc/zubrickij-denis-ivanovich-45642.html#ixzz2geQruGXF